ЧТО ТАКОЕ «СВОБОДА ВОЛИ», И НУЖНА ЛИ ОНА ЧЕЛОВЕКУ

СЧИТАЕТСЯ, ЧТО СВОБОДА ВОЛИ — НЕОТЪЕМЛЕМАЯ ЧАСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ.Проблема в том, что это далеко не всегда верно. Известный философ Даниель Деннет объясняет, почему свободная воля — явление куда более сложное, чем думают многие. Интервью вели Дэвид Эдмондс и Найджел Уорбертон.

Даниель ДеннетДаниель Деннет

Найджел Уорбертон (Н): Тема, на которой мы сосредоточимся — «Свобода воли, которую стоит желать». Это будет очень странный разговор. Ведь обычно дискуссии о свободе воли касаются того, есть ли она вообще, а не того, стоит ли её хотеть. Опишите нам свою точку зрения.

Даниель Деннет (Д): Я пришёл к выводу, что многие из проблем воли, поднимаемых философами, на самом деле не имеют значения, неважны. Нет более интересной и любопытной для людей темы, чем свобода воли, однако философы подменяют вопросы о ней метафизическими или техническими проблемами. Какая разница? Мы можем выделить множество видов свободы воли, которыми вы не обладаете, или которые не совместимы с детерминизмом (понятием причинно-следственной связи). Ну и что с того?

Вопрос стоит так: нужна ли нам вообще свобода воли? Стали бы мы жалеть, лишившись её?

Н: Классическое описание проблемы таково: «Если мы можем объяснить каждое действие причинно-следственной связью, то места для свободы воли просто не остаётся». Что не так с этим описанием?

Д: Оно абсолютно неправильное. Всегда существует простор для свободы воли: детерминизм и свобода воли вообще, как ни странно, отлично совмещаются. Однако в обществе принята слишком упрощённая идея причинной обусловленности. Люди думают, что если вы на самом низком уровне всё объясните, буквально атом за атомом, то получите полное представление о причинно-следственной связи явления. На самом же деле это не так, это даже не причинно-следственная связь, в определённом смысле.

Н: Как это «упрощённая идея»? К примеру, бильярдные шары на столе: один шар бьёт по второму, в результате чего второй начинает движение. Ни один из шаров не выбирает, надо ли ему двигаться, а траектории их движения определяет физика.

Д: Да, но в вашем примере игнорируются все формы причинности более высокого уровня, которые так же реальны и столь же важны. Давайте предположим, что у вас есть подробнейшая, буквально атом за атомом, история каждого жирафа, который когда-либо жил, плюс история всех предков этого жирафа. Тогда вам не придётся отвечать на вопрос, почему у жирафов длинная шея. Этому действительно есть причинное объяснение, вот только оно теряется в огромном количестве деталей. И вам придётся перейти на другой уровень причинности для того, чтобы объяснить, как жираф получил свою длинную шею. Такое понимание причинности важно, когда речь идёт о свободе воли.

Н: Так как же жираф получил свою длинную шею?

Д: Считается, что жираф и его предки получили длинные шеи, чтобы иметь преимущество перед теми, у кого шеи короткие. Это и есть объяснение. Но верно ли оно? Это — всё ещё открытый вопрос.

Возможно, очевидное объяснение, что жирафы получили длинные шеи для того, чтобы доставать листья на большой высоте, не является самым лучшим. Ведь может оказаться, что длинные шеи у жирафов развились для того, чтобы им было легче пить, стоя на длинных ногах. А длинные ноги появились потому, что ими легче отбиваться от львов.

ЧТО ТАКОЕ «СВОБОДА ВОЛИ», и нужна ли она человеку

Н: Так, ещё одна эволюционная гипотеза о шее жирафа. И как же она связана с дискуссией о свободе воли?

Д: Если я захочу узнать, почему вы нажали на курок, я не узнаю этого, даже если у меня будет подробнейший, атом за атомом, отчёт всего, что происходило у вас в мозгу в этот момент. Я должен буду перейти на более высокий уровень: обратиться к психологии.

Вот простейшая аналогия: у вас в руках калькулятор, вы совершаете некое арифметическое действие и видите ответ: 3,333333Е. Почему так происходит? Потому что если вы поделите, к примеру, десять на три, количество троек после запятой будет стремиться к бесконечности, так что калькулятор вместо них поставит «Е».

Теперь, если вы захотите понять, в каких случаях такое происходит, вам не следует изучать в калькуляторе каждый отдельно взятый транзистор. Лучше использовать арифметику. Арифметика подскажет вам, в каких случаях на дисплее появляется «Е». Вы не сможете ответить на вопрос о «Е» с помощью электроники: это не тот уровень. Примерно то же относится и к игре с компьютером в шахматы. Почему компьютер передвинул своего слона? Потому что в противном случае пострадал бы его ферзь. Это — уровень, на котором и надлежит отвечать на этот вопрос.

Н: Нас часто интересуют намерения человека в случаях, когда это связано с юридической или моральной ответственностью. И в некоторых случаях многое зависит от информации о мозге человека, которую мы получаем. Допустим, есть случаи, когда повреждения мозга человека оказывали некоторое причинное влияние на его преступное поведение.

Д: Очень рад, что вы затронули эту тему, потому что она отлично иллюстрирует глубокую когнитивную иллюзию, которая укоренилась в сознании целого поколения.

Люди говорят: «Мы не можем привлечь к ответственности человека с нарушениями в мозгу, это было бы неправильно». Но о каком именно нарушении мы говорим?

Вы никогда не увидите описаний нарушений в мозгу, например, успешного бизнесмена или знаменитого филантропа, или, скажем, выдающегося учёного. Когда мы говорим о «мозговом нарушении», мы всегда говорим об этом в негативном ключе.

Допустим, вы заглянули в гениальный мозг Эндрю Уайлса и получили совершенное физиологическое описание того, как он доказал теорему Ферма. Будет ли это означать, что Уайлс не несёт ответственности за это доказательство? Разумеется, нет. Потому что нам не требуется подробнейшего физиологического описания каких-то событий, если эти события — правильные.

Н: Я бы хотел понять точнее, что такое «намерение». Обычно мы думаем о намерениях как о неких интроспективных психических событиях, которые предшествуют действиям. Но это, кажется, не совсем то, что вы подразумеваете под словом «намерение».

Д: Когда обсуждаются так называемые «интенциональные установки», слово «намерение» приобретает более широкий смысл. Это относится к состояниям с определённым содержанием. Среди таких состояний — убеждения, желания и намерения. Принять интенциональную установку можно по отношению к человеку (обычно так и бывает), однако это может быть и кошка, или даже компьютер, с которым вы играете в шахматы. Вы должны допускать возможность того, что имеете дело с чем-то, у чего есть определённые желания и убеждения, с чем-то, что решает, что делать, и что его намерения формируются на основании рациональной оценки его убеждений и желаний. Это — позиция, которая доминирует в теории игр.

Робинзону Крузо на необитаемом острове не требовалось никаких интенциональных установок. Но если в окружающей среде появляется что-то, у чего есть намерения (или что-то, что вы рассматриваете в качестве такого объекта) — это меняет правила игры: придётся волноваться об обратной связи. Если вы планируете свои действия, то вам придётся думать так: «Если я сделаю это, этот объект может подумать, что ему сделать в ответ. И каким же тогда будет мой ответ на это»?

У Робинзона Крузо не было необходимости бояться и ходить на цыпочках по своему саду, волнуясь о том, что сделает его капуста, увидев, что он пришёл.

Н: Но вот появляется Пятница, и начинаются проблемы…

Д: Если появился Пятница, то вам необходима интенциональная установка.

Н: То есть если у нас есть сложности во взаимодействии (что характерно для интенциональных систем), этого достаточно для появления намерений. Если так, то кажется, что для ошибок антропоморфизма просто не остаётся места. Если ситуация достаточно сложна, то антропоморфизм — это просто правильное отношение к некоторым вещам.

Д: Мы можем рассмотреть дерево с точки зрения интенциональной установки, и подумать о том, в чём оно нуждается, чего оно хочет, и что оно может предпринять для того, чтобы получить то, что хочет. Это работает. До определённого момента. Но конечно, у дерева нет души. И все его действия бессознательны.

Однако есть определённые шаблоны и реакции. Недавно мы узнали, что у определённых деревьев есть способность, которая даёт им квазицветное зрение. Когда на такие деревья падает свет, отражённый преимущественно от объектов зелёного цвета, они начинают тратить больше энергии на рост. Можно сказать, что деревья чувствуют конкуренцию, и предпринимают разумные меры для того, чтобы обогнать конкурентов.

Так вот, это — классический пример интенциональной установки применительно к дереву.

Мы отличаемся тем, что не просто делаем что-то по какой-то причине. Так делают деревья. Мы же представляем себе причины, размышляем над ними, и сама идея представить себе причины и поразмышлять над ними как раз и управляет нашей интенциональной установкой.

Мы растём, и учимся обмениваться причинами с нашими друзьями и семьёй. А потом мы можем направить эту перспективу на эволюционную историю, на артефакты, на деревья. И тогда мы способны увидеть причины, которые не очевидны, но всё равно действуют. Пока вы не получите уровень перспективы, позволяющий увидеть причины, вы не сможете увидеть и свободу воли. И вы никогда — никогда — не сможете увидеть на уровне атомов разницу между организмами, имеющими свободу воли, и организмами без неё. Вам придётся перейти на иной уровень восприятия.

ЧТО ТАКОЕ «СВОБОДА ВОЛИ», и нужна ли она человеку

Н: Итак, мы можем принять определённую интенциальную установку в отношении шахматного компьютера, и вероятно, мы сделаем это потому, что хотим выиграть партию, но из этого вовсе не следует, что он получил свободу воли?

Д: Только существа со свободной волей могут быть интенциальными системами. Мы говорим «свободен, как птица», и у птиц действительно есть определённый вид свободы воли.

Вот только свобода воли птицы — ничто по сравнению с нашей свободой воли, так как у птицы нет когнитивной системы, чтобы предвидеть свои ожидания и поразмышлять о них. Также у неё нет определённого проецируемого будущего, каковое есть у нас. И она, конечно, не может никого ни в чём убедить. Одна птица никогда не говорит другой, что нужно делать.

Н: Поэтому давайте-ка вернёмся к изначальной теме. Свободу воли какого вида стоит желать?

Д: Это должен быть такой вид свободы воли, который даёт нам политическую свободу перемещаться в государстве, управляемом законом, и делать то, что мы ходим делать. Не у всех есть такая свобода. Это большая ценность.

А ещё вам пригодится несколько способностей. Вы должны уметь хорошо распознавать намерения других людей управлять вами, и вам необходимо уметь отражать попытки такой манипуляции. Главное, что требуется от свободного человека с высокой моралью — он не должен быть чьей-то марионеткой. А чтобы отразить попытки манипуляции, вы должны быть непредсказуемы. Помочь в этом, к примеру, может совершенно непроницаемое лицо. Если вы не можете скрыть своё внутреннее состояние, когда входите в антикварный магазин, например, то вы готовитесь быть обманутым, вы готовитесь быть управляемым. Если вы не можете скрыть свои убеждения и желания от окружающих, вы станете дефектным элементом с ограниченными возможностями. Чтобы получать максимум от жизни, не стоит говорить людям, чего в точности вы хотите.

Н: Это очень циничный взгляд на человеческую природу. Есть альтернативная точка зрения, конечно, согласно которой открытая демонстрация того, что вы чувствуете, позволяет окружающим лучше понять, кто вы на самом деле есть.

Д: Ну да, есть и такое. Но давайте рассмотрим процесс ухаживания. Вот вы видите женщину, и понимаете, что влюбились в неё без памяти. Худшая вещь, которую вы можете сделать в такой ситуации — это начать преследовать её, и всячески демонстрировать ей, что вы влюблены.

Сначала вы, вероятно, испугаете её. Либо она, видя демонстрацию вашей страсти, захочет начать манипулировать вами.

Если вы не хотите этого — не надо демонстрировать всё сразу. Талейран, французский политик, как-то сказал, что бог дал людям язык для того, чтобы они могли скрывать свои мысли друг от друга. Я полагаю, это очень глубокое наблюдение за ролью, которую язык играет в общении. Это важно для понимания того, что общение — намеренный акт, в котором именно вы решаете, о каких аспектах своего внутреннего мира вы желаете проинформировать окружающих, а о каких — нет.

Н: Итак, самый важный вид свободы, которого стоит желать, это свобода от того, чтобы тобой манипулировали. По сути — это контроль вашей собственной жизни, в которой вы сами принимаете решение делать что-то, и не делаете того, что выбрал за вас кто-то другой, так?

Д: Да. Чтобы быть полностью независимыми, в строгом смысле этого слова, и чтобы сохранить самоконтроль, мы должны быть уверены в том, что нами не управляют другие. При таком подходе окружающая среда — больше не объект, который пытается контролировать нас. Остаются лишь люди, пытающиеся манипулировать нами. И очень важно держать их на расстоянии, потому что только так мы можем быть независимы. А для того, чтобы сделать это, мы должны иметь способность удивлять.

источник