Выпьем чашечку кофе. Сделаем утреннюю гимнастику. Начинаем с того, что не обращаем внимания на смысл того, что пишем, а уделяем внимание только мыслям, хаотично ныряющим на дно и возвращающимся к далеким галактикам. Мыслям, растекающимся по водопроводным желобам и кующимся в старых кузницах патриархальными кузнецами. Мыслям, шипящим на сковородке в кипящем оливковом масле и мыслям, жужжащим пчелами над великолепным ароматным цветком. Мыслям, небрежно размазываемым мастехином по свежегрунтованному холсту и мыслям, сдуру плюхнувшимся в колодец и булькнувшим всего один раз, в назидание глупым потомкам.
Свежести дайте! Хватит писать о вечном и незыблемом, потому что его, вечного и незыблемого нет в нашей реальной жизни — оно только в воспаленном воображении обкуренного городскими газами хомяка, каждый день уползающего в свою норку с заранее приготовленными зернами.
За что жрешь, хомяк? Чем заслужил? Ты работаешь — сучишь лапками, рвешь газеты на клочки и портишь воздух; срешь и жрешь без тени лени и сомнений; изо дня в день ты производишь ритуал рождения и погребения заветной мечты, для достижения которой ты ровным счетом ничего не делаешь, потому что твоя мечта — насмешка над самим собой, над собственной немощью, глупостью и развращенностью "достижениями" хомячьей цивилизации.
О трава, о цветы! Если бы вы умели писать и читать — вы сдохли бы от скуки, от тех бесчисленных бросаний из стороны в сторону, которое присуще только глупому двуногому существу, который только и думает об оправдании своего грязного копошения в той бездонной урне, для которого оно придумало благородный эвфемизм — "город".
О тучи, о ветер — хорошо что вы молча делаете то, что умеете делать бесподобно, необсуждаемо и естественно. Если бы вы рассуждали, как это делает двуногое млекопитающее, о том, как надо дуть и когда производить дождь, вы бы перестали дуть и производить дождь, а только писали бы об этом длинные романы, годные для сожжения.
Пойду посмотрю, не села ли муха на градусник.
Я все сказал.
___
а.п
